Имя Бога в русской культуре

Мусоргский М., хор «Иисус Навин»:

Веленьем Иеговы сокрушить Израиль должен
Амореев нечестивых, непреклонных Откровенью.

Пали стены Иерихона, в Гаваоне враг наш гибнет,
И на холмах Ханаана станет днесь Ковчег Завета.
Смело, смело в бой! Вперёд!

Наголо твой меч, Израиль! Смело стрелы, копья в дело!
Смело, свободно взлетает орёл крылатый,
В сводах голубых зорко следит добычу.

Израиль, не дремли, враг твой коварен;
Соблазнам не внимай жен Ханаана.

Ты сильной десницей врага Иеговы
И род нечестивых рассей по земле!

Бог Авраама тебе в том защита во век.
Бог Авраама, Бог Иакова погубит врага.

Плачут жены Аммореи, стоном стонут веси Хананеи,
А под Гайем тучи грозныя висят.

Под стенами Гаваона рухнут царства древней Аммореи
И прольются реки горьких слёз.

Внемли Израиль: остановилось солнце.

В славу Иеговы сокрушить Израиль должен
Аммореев нечестивых, непреклонных Откровенью.

Пали стены Иерихона, в Гаваоне враг наш гибнет,
И на холмах Ханаана, станет днесь Ковчег Завета.
Смело, смело в бой! Вперёд!

Наголо твой меч, Израиль! Смело стрелы, копья в дело!
Плачут жены Ханаана, льют потоки горьких слёз.

Славьте Навина, Иеговы избранника!
Славьте из рода в род все колена Израиля!
Славьте, пойте героя Навина!

Сгибло племя Хананеев непреклонных Откровенью
И засиял ковчег Завет!
Слава Иегове вседержителю, Господу сил.

Пушкин А., «Из письма к Вигелю»:

Проклятый город Кишенев!
Тебя бранить язык устанет.
Когда-нибудь на грешный кров
Твоих запачканных домов
Небесный гром конечно грянет,
И — не найду твоих следов!
Падут, погибнут пламенея,
И пестрый дом Варфоломея
И лавки грязные жидов:
Так, если верить Моисею,
Погиб несчастливый Содом.
Но с этим милым городком
Я Кишенев равнять не смею,
Я слишком с библией знаком,
И к лести вовсе не привычен.
Содом, ты знаешь, был отличен
Не только вежливым грехом,
Но просвещением, пирами,
Гостеприимными домами
И красотой нестрогих дев!
Как жаль, что ранними громами
Его сразил Еговы гнев!
В блистательном разврате света,
Хранимый богом человек
И член верховного совета,
Провел бы я смиренно век
В Париже ветхого завета!
Но в Кишиневе, знаешь сам,
Нельзя найти ни милых дам,
Ни сводни, ни книгопродавца.—
Жалею о твоей судьбе!
Не знаю, придут ли к тебе
Под вечер милых три красавца;
Однако ж кое-как, мой друг,
Лишь только будет мне досуг,
Явлюся я перед тобою;
Тебе служить я буду рад —
Стихами, прозой, всей душою,
Но, Вигель — пощади мой зад!

Маяковский В., «Война и мир»:

Трясутся ангелы.
Даже жаль их.
Белее перышек личика овал.
Где они —
боги!
«Бежали,
все бежали,
и Саваоф,
и Будда,
и Аллах,
и Иегова.

Жуковский В., «Библия»:

Кто сердца не питал, кто не был восхищён
Сей книгой, от небес евреем вдохновенной!
Её Божественным огнём воспламенён,
Полночный наш Давид на лире обновлённой
Пророческую песнь псалтыри пробуждал, -
И север дивному певцу рукоплескал.
Там, там, где цвёл Эдем, на бреге Иордана,
На гордых высотах сенистого Ливана
Живёт восторг; туда, туда спеши, певец;
Там мир в младенчестве предстанет пред тобою
И мощный, мыслию сопутствуем одною,
В чудесном торжестве творения Творец...
И слова дивного прекрасное рожденье,
Се первый человек; вкусил минутный сон -
Подругу сладкое дарует пробужденье.
Уже с невинностью блаженство тратит он.
Повержен праведник - о грозный Бог! о мщенье!
Потоки хлынули... земли преступной нет;
Один, путеводим Предвечного очами,
Возносится ковчег над бурными валами,
И в нём с надеждою таится юный свет.
Вы, пастыри, вожди племён благословенных,
Иаков, Авраам, восторженный мой взгляд
Вас любит обретать, могущих и смиренных,
В родительских шатрах, среди шумящих стад;
Сколь вашей простоты величие пленяет!
Сколь на востоке нам ваш славный след сияет!..
Не ты ли, тихий гроб Рахили, предо мной?..
Но сын её зовёт меня ко брегу Нила;
Напрасно злобы сеть невинному грозила;
Жив Бог - и он спасён. О! сладкие с тобой,
Прекрасный юноша, мы слёзы проливали.
И нет тебя... увы! на чуждых берегах
Сыны Израиля в гонении, в цепях
Скорбят... Но небеса склонились к их печали:
Кто ты, спокойное дитя средь шумных волн?
Он, он, евреев щит, их плена разрушитель!
Спеши, о дочь царей, спасай чудесный чёлн;
Да не дерзнет к нему приблизиться губитель -
В сей колыбели скрыт Израиля предел.
Раздвинься, море... пой, Израиль, искупленье!
Синай, не ты ли день завета в страхе зрел?
Не на твою ль главу, дрожащую в смятенье,
Гремящим облаком Егова низлетел?
Скажу ль - и дивный столп в день мрачный,
в ночь горящий,
И изумлённую пустыню от чудес,
И солнце, ставшее незапно средь небес,
И Руфь, и от руки Самсона храм дрожащий,
И деву юную, которая в слезах,
Среди младых подруг, на отческих горах,
О жизни сетуя, два месяца бродила?..
Но что? рука судей Израиль утомила;
Неблагодарным в казнь, царей послал Творец;
Саул помазан, пал - и пастырю венец;
От племени его народов Искупитель;
И воину-царю наследник царь-мудрец.
Где вы, левиты? Ждёт божественный строитель;
Стеклись... о, торжество! храм вечный заложен.
Но что? уж десяти во граде нет колен!..
Падите, идолы! Рассыпьтесь в прах, божницы!
В блистанье Илия на небо воспарил!..
Иду под вашу сень, Товия, Рагуил...
Се мужи промысла, Предвечного зеницы;
Грядущие лета как прошлые для них -
И в час показанный народы исчезают.
Увы! Сидон, навек под пеплом ты утих!..
Какие вопли ток Ефрата возмущают?
Ты, плакавший в плену, на вражеских брегах,
Иуда, ободрись; восходит день спасенья!
Смотри: сия рука, разитель преступленья,
Тирану пишет казнь, другим тиранам в страх.
Сион, восторжествуй свиданье с племенами;
Се Эздра, Маккавей с могучими сынами;
И се Младенец-Бог Мессия в пеленах.

Державин Г., «Введение Соломона в судилище»:

Восшел Давид в сень правды,
А с ним и Соломон, —
Где казнь на злых, благим награды,
Законы, врезанны святым жезлом
В скрижаль сапфирну, вкруг златую,
Хранимы в род и род. Вошел и сел на трон!
Велел с собой воссесть и сыну одесную;
Старейшины пред ним, склонившися челом,
По манию его воссели
В молчаньи на своих местах.
Невидимо на высотах
Псалтыри струны загремели:
«Боже! дай царю Твой суд
И цареву сыну правду,
Да народу подадут
И защиту и награду.
Да на горы мир сойдет,
Правосудие в долины;
Бедных да спасет от бед,
Плачущих от злой судьбины.
Да смирит клеветников
И, как солнце ввек сияет
И луна меж облаков,
Так блистать на троне станет.
Так сойдет он в низкий дом
С высочайшего престола,
Как снисходит дождь на холм
И роса на сушу дола.
Истина во всех сердцах,
Правда в людях населится,
И в его блаженных днях
Счастие возобновится.
Падши, пыль полижут ног
Орды перед ним азийски,
И бесценности в залог
Принесут цари фарсийски.
Да помолятся уму
В нем подсолнечной владыки;
Поработают ему
Подчинившися языки,
И покажут, что он был
Щит от сильных всем бессильным,
Вдов и сирых прокормил
Током благости обильным;
Подданных жалел лить кровь,
Ограждал от лихв, неправды,
И к себе их чтил любовь
Выше всякие награды.
Долги будут дни ему,
Злато потечет рекою;
Дань легко дадут тому,
Кто любим от всех душою.
Нивы на вершинах гор,
Сад Ливанский расплодится;
Град, поля восхитят взор,
В них блаженство водворится.
Пальма, лавр увьют чело,
Славою украсят вечной,
Чтобы имя процвело
Похвалой чистосердечной».
Как луч, на верх Ерусалима
Снеслася благодать, — Израиль зрел:
«Да будет ввек», — в восторге пел,
Еговы длань благословима,
Приосеняющая нас!!» —
За сим умолк псалтыри глас.

Толстой А., «Грешница»:

Вино струится, шум и хохот,
Звон лютней и кимвалов грохот,
Куренье, солнце и цветы;
И вот к толпе, шумящей праздно
Подходит муж благообразный;
Его чудесные черты,
Осанка, поступь и движенья,
Во блеске юной красоты,
Полны огня и вдохновенья;
Его величественный вид
Неотразимой дышит властью,
К земным утехам нет участья,
И взор в грядущее глядит.
Tо Муж на смертных непохожий,
Печать избранника на Нем,
Он светел, как архангел Божий,
Когда пылающим мечом
Врага в кромешные оковы
Он гнал по манию Иеговы.
Невольно грешная жена
Его величьем смущена
И смотрит робко, взор понизив,
Но, вспомня свой недавный вызов,
Она с седалища встает
И, стан свой выпрямивши гибкий
И смело выступив вперед,
Пришельцу с дерзкою улыбкой
Фиал шипящий подает.

Фет А., «Сабина»:

Шумел лишь Рим. – В пяти шагах
Граждане в праздничной одежде,
Позабывая вещий страх,
Кричат пронзительней, чем прежде.
Всё льстит их взорам и ушам,
Всё пища для страстей мгновенных:
Там торжество и новый храм,
Здесь суд царей порабощенных.
Народ шумит. Давно привык
Он к торжеству своей гордыни,
Он всем народам шлет владык
И в Рим увозит их святыни.
Как прежде, пленные цари
Влачат по форуму оковы,
И рядом стали алтари
И Озириса и Еговы.

Цветаева М., «Даниил»:

Наездницы, развалины, псалмы,
И вереском поросшие холмы,
И наши кони смирные бок о бок,
И подбородка львиная черта,
И пасторской одежды чернота,
И синий взгляд, пронзителен и робок.

Ты к умирающему едешь в дом,
Сопровождаю я тебя верхом.
(Я девочка, - с тебя никто не спросит!)
Поет рожок меж сосенных стволов...
- Что означает, толкователь снов,
Твоих кудрей довременная проседь?

Озерная блеснула синева,
И мельница взметнула рукава,
И, отвернув куда-то взгляд горячий,
Он говорит про бедную вдову...
Что надобно любить Иегову...
И что не надо плакать мне - как плачу..

Салтыков-Щедрин М., «Господа Головлёвы»:

Но слова эти были скорее выражением тревоги за мать, нежели за себя. Выходка Арины Петровны была так внезапна, что Иудушка не догадался даже притвориться испуганным. Еще накануне маменька была к нему милостива, шутила, играла с Евпраксеюшкой в дурачки – очевидно, стало быть, что ей только что-нибудь на минуту помстилось, а преднамеренного, «настоящего» не было ничего. Действительно, он очень боялся маменькинова проклятия, но представлял его себе совершенно иначе. В праздном его уме на этот случай целая обстановка сложилась: образа, зажженные свечи, маменька стоит среди комнаты, страшная, с почерневшим лицом… и проклинает! Потом: гром, свечи потухли, завеса разодралась, тьма покрыла землю, а вверху, среди туч, виднеется разгневанный лик Иеговы, освещенный молниями. Но так как ничего подобного не случилось, то значит, что маменька просто сблажила, показалось ей что-нибудь – и больше ничего. Да и не с чего было ей «настоящим образом» проклинать, потому что в последнее время у них не было даже предлогов для столкновений. С тех пор как он заявил сомнение насчет принадлежности маменьке тарантаса (Иудушка соглашался внутренно, что тогда он был виноват и заслуживал проклятия), воды утекло много; Арина Петровна смирилась, а Порфирий Владимирыч только и думал об том, как бы успокоить доброго друга маменьку.

Куприн А., «Суламифь»:

И один из судившихся сказал, что девица более всех достойна похвалы за свою твердость в клятве. Другой удивлялся великой любви ее жениха; третий же находил самым великодушным поступок разбойника. И сказал царь последнему:
— Значит, ты и украл пояс с общим золотом, потому что по своей природе ты жаден и желаешь чужого.
Человек же этот, передав свой дорожный посох одному из товарищей, сказал, подняв руки кверху, как бы для клятвы:
— Свидетельствую перед Иеговой, что золото не у меня, а у него! Царь улыбнулся и приказал одному из своих воинов:
— Возьми жезл этого человека и разломи его пополам.

Бенедиктов В., «И ныне»:

Над нами те ж, как древле, небеса, –
И так же льют нам благ своих потоки,
И в наши дни творятся чудеса,
И в наши дни являются пророки.
Бог не устал: Бог шествует вперед;
Мир борется с враждебной силой змия;
Там – зрит слепой, там – мертвый восстает;
Исайя жив и жив Иеремия.
Не истощил Господь Своих даров,
Не оскудел духовной благодатью:
Он все творит, – и библия миров
Не замкнута последнею печатью.
Кто духом жив, в ком вера не мертва,
Кто сознает всю животворность Слова,
Тот всюду зрит наитье Божества
И слышит все, что говорит Егова. –
И, разогнав кудесничества чад,
В природе он усмотрит святость чуда,
И не распнет он Слово, как Пилат,
И не предаст он Слово, как Иуда, –
И брата он, как Канн, не убьет;
Гонимого с радушной лаской примет,
Смирением надменных низведет,
И слабого, и падшего подымет, –
Не унывай, о малодушный род!
Не падайте, о племена земные!

P.S. Гораздо больше примеров можно найти здесь.

Читайте также:
Да не слышится оно из уст твоих
Тетраграмматон в Новом Завете
О произношении имени Бога